11 апреля в мире отмечалась памятная дата - Международный день освобождения узников фашистских концлагерей. Она установлена в память об интернациональном восстании узников концлагеря Бухенвальд, произошедшем 11 апреля 1945 года.
Кажется, что все дальше и дальше от нас события тех ужасных дней и уже совсем мало осталось в живых людей, на чью долю выпали такие испытания. Но живы их дети, запомнившие рассказы отцов и матерей. Мелітополь.City попросил земляков поделиться своими воспоминаниями.
В Мелитополе Павел Кузьмин работал на Компрессорном заводе
- В детстве я любил расспрашивать папу о его жизни, и хоть многое он рассказывал неохотно, основные моменты из его биографии я запомнил, - рассказывает мелитополец Борис Кузьмин. – Мой отец, Павел Иванович Кузьмин, родился в 1921 году в деревне Пустынька Рославльского района Смоленской области. Незадолго до войны, в апреле 1941 года, со 2 курса железнодорожного техникума он был призван на действительную военную службу в ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии. Службу проходил в Средней Азии, в Самарканде. В первые же дни войны их полк погрузили в эшелон и отправили на фронт. Но к месту назначения полк не прибыл, так как эшелон попал под бомбежку. Бойцам, совершенно на тот момент безоружным, было приказано занять оборону. В этом первом бою отец был ранен, попал в госпиталь, откуда вскоре сбежал в часть. До своей части не добрался и был зачислен в другую - минометчиком. А уже 2 августа 41-го попал в «мясорубку» под городом Ельня: там был контужен и попал в плен к немцам. На этапе бежал. Смог добраться до дома, но там оставаться было опасно. Ушел в лес, к партизанам, которых возглавлял начальник местного райотдела милиции.
Однажды отца послали за продуктами для отряда в родную деревню. Зашел и к родителям. Кто-то «настучал», и его задержали полицаи из русских. Ни про то, что воевал, ни про партизан никто так и не узнал, а на следующий день его отправили в волость, т.к. надо было выполнять план по угону людей в Германию.
Попытки побегов оказывались неудачными
Дальше он попал в Дрезден. Работал на изготовлении сборных деревянных домиков для армии. Там режим был не слишком строгий. Хороших работников в виде поощрения даже отпускали в город. Но если до 18:00 не явился – расстрел! Да и далеко не убежишь с красным треугольником и номером на груди и спине. Треугольник был вшит, если отпороть, на его месте была дыра.
Постепенно войдя в доверие к начальству, в одно из таких увольнений, предварительно раздобыв целый пиджак, отец решил пробираться домой. Немецким он владел хорошо – пригодились крепкие школьные знания. Однако акцент, все-таки, подвел. Кто-то заподозрил в нем цыгана (а это было еще хуже, чем еврей) и вызвали полицию. Пришлось сказать, как есть - иначе бы сразу пристрелили. Но от своей цели отец не хотел отказываться: при перевозке, во время пересадки, пытался бежать. Поймали. Отправили в тюрьму в городе Хемниц, затем в концлагерь Маутхаузен.
Большая часть военнопленных умирала от болезней, истощения и голода, других умерщвляли в газовой камере Маутхаузена, расстрелом или смертельной инъекцией, также заключенных тут отбирали для медицинских экспериментов СС
Там пленные работали в каменоломне, строили какой-то подземный завод или хранилище. Лагерь был разбит на сектора. Рядом с их бараком находился офицерский. Зимой 45-го отец видел, как на морозе поливали группу людей водой из брандспойта. Позже он узнал, что среди них был Дмитрий Карбышев (известный российский ученый-военный инженер, генерал-лейтенант, которого немцы безуспешно склоняли к сотрудничеству, а в тот день вместе с несколькими сотнями заключенных убили, Герой Советского Союза - посмертно).
Еще отец рассказывал о нескольких отчаянных попытках организованных побегов. Вспоминал о «банных днях», когда их с небольшим кусочком эрзац-зайфе – заменителя мыла, напоминавшего глину, - вели в душевую, и никто не знал, что из пойдет рожка: вода или смертоносный газ «Циклон Б».
Рассказывал, как его однажды отправили работать в крематорий. Одним из развлечений тамошней охраны было издевательство над курильщиками. Они бросали окурок на территорию, где нельзя было находиться. Обязательно находился кто-то из заключенных, кто пытался достать окурок, и начиналась стрельба с вышек. Впоследствии, вспоминая о пребывании в концлагере, отец часто повторял слово schrecklich, что значит «страшно, ужасно».
Татуировку с номером им не делали. У каждого была жестяная бирка на проволоке. А еще отличительной особенностью была «прическа»: раз в 10 дней машинкой пробривали полосу ото лба до затылка.
Не отслужил? Дослужи!
Примерно, числа 2-3 мая 1945 года в лагере осталась только охрана. На работу не погнали. Последнее время практически не кормили. Утром 5 мая заключенные обнаружили, что в лагере никого, кроме них, нет. И, первым делом, разбежались в поисках еды. Кто успел, нашел тушенку, кто – остатки брюквы. Отец обнаружил в каком-то шкафу бутылку рома. Пить не стал, понимал, что умрет от нескольких глотков (от истощения у него уже начали пухнуть ноги), спрятал на себе. Буквально через пару часов послышались выстрелы. Ворота открылись и на джипах и грузовиках въехали американцы. Пленники не сразу поняли, что произошло. Отец поменял припрятанный ром на револьвер и полный карман патронов.
Фото 9 октября 1945 года
Народ стал разбегаться, кто куда. Отец с группой людей двинули на восток – на Родину. На складах лагеря было много одежды, ребята переоделись в гражданское. Прически скрыли головными уборами. Кормились по дороге тем, кто что подаст. Кто-то подавал, кто-то прогонял. В один день навстречу им выскочил старик, размахивая руками, крикнул: «Уходите скорее, там дальше русские!». Вот так и вышли на своих. Кто-то им подсказал, что неподалеку есть сборный пункт для таких, как они. Дальше начались вопросы – допросы… Никаких компрометирующих отца обстоятельств не нашли. Зато когда узнали что отец от призыва в армию и до начала войны отслужил чуть больше месяца, отправили дослуживать в Румынию. Домой отец вернулся только через 3 года.
В бараках – каждый за себя
На самом деле, папа не любил вспоминать о прошлом. Разве что, когда я спрашивал. Если что и рассказывал, то без подробностей. Особенно последние годы. Он даже кино о войне не смотрел. Но обязательно садились и поминали рюмкой 5-го мая – день освобождения. Помню, что сначала он находился в центральном лагере Маутхаузена, а затем его перевели в филиал в Гузене.
Архивный документ, подтверждающий пребывание в концлагере Маутхаузен
Знаете, а ведь у него достаточно рано поседела голова – именно в том месте, где брили полосу. Седая прядь шла через всю голову... И еще одна особенность: он прекрасно говорил по-немецки, свободно владел польским, немного румынским языком. Благодаря ему я к 5-му классу тоже мог немного болтать по-немецки. Когда я заговорил на уроке, учительница, вытаращив глаза, спросила: «Откуда у тебя саксонский акцент?».
Рассказывал об «интернационализме» в бараке. Отнюдь не о братстве всех порабощенных народов. В тех условиях на грани выживания человек медленно, но верно превращался в животное - каждый сам за себя. Кучковались, разве что, англичане, старались поддерживать друг друга. А вот над итальянцами, которых прибыла большая группа, издевались. Они после еды оставляли себе кусочек хлеба (поначалу раз в день хлеб был). Наши, правда, не все, заметив это дело, отлавливали их по одному и отбирали эти драгоценные кусочки. Старшими по блоку - капо, были, почему-то, в основном, хорваты, которые отличались особой жестокостью. Ненависть к ним отец пронес через всю жизнь.
После войны некоторое время жил во Львове, столярничал. Затем завербовался бульдозеристом в Магаданскую область. Немного поработал на Кавказе в Майкопе. Однажды встретил земляка, который осел в Вознесенке, и решил переехать в Мелитополь. Здесь все время проработал на Компрессорном заводе. Здесь встретил Машу Тесленко – Марию Архиповну, поженились. Здесь появился я.
Сказались ли годы, проведенные в концлагере, на его здоровье? Он никогда не жаловался. Я всегда поражался ему: отец с детства крепкий был, жилистый, в деда. А тот коня мог догнать, был такой случай. Вот только всю жизнь папу беспокоил позвоночник, но это последствия еще боевой травмы - его тогда взрывом привалило землей в окопе. Отца не стало в августе 2002-го, ему был 81 год…
Фото ru.esosedi.org и из архива Бориса Кузьмина
